Безусловно, моя жизнь в институте была бы менее насыщенной, яркой, содержательной, если бы в 1950 г. судьба не подарила мне встречу с Элеонорой Никитичной Аламдаровой, преподавателем советской литературы. Это была яркая личность. Умная, неординарная, иногда бескомпромиссная, но всегда предельно честная, отзывчивая, небезразличная, с большим чувством юмора. Все годы до 1993 г. (года ее смерти) мы почти не расставались, и наше общение на различные темы, взаимная поддержка в трудные минуты, оптимизм и стойкость навсегда останутся в моей памяти воспоминанием об одном из самых светлых периодов моей жизни.
Э.В.Копылова
У Элеоноры Никитичны Аламдаровой я писала дипломное сочинение по советской литературе, которую она преподавала. В архиве филологического факультета сохранилась фотография, на которой молодая Элеонора Никитична в белой кофточке с воротником под горлышко и в строгом костюме идет на демонстрации вместе со своими студентами. Все в ней было гармонично: и внутреннее благородство, не приобретенное, а врожденное, и человеческая культура, и высокий интеллект, и женская красота. На этой фотографии она напоминает «бестужевок». А на самом деле она принадлежала к знаменитому «племени ифлийцев», которое воспели в своих стихах поэты фронтового поколения. Дело в том, что в 1940 г. Элеонора Аламдарова поступила в Московский институт философии, литературы, истории им. Н.Г. Чернышевского (ИФЛИ) на факультет русского языка и литературы. Но ввиду эвакуации института в сентябре 1941 г., после окончания первого курса она перевелась в Астраханский пединститут, который окончила в 1944 г. с отличием. Литература стала ее судьбой. В октябре 1948 г. она поступила в аспирантуру Пятигорского пединститута (кафедра русской литературы). В марте 1953 г. в Московском педагогическом институте им. В.И. Ленина защитила кандидатскую диссертацию на тему: «Путь К.А. Тренева к социалистическому реализму». Затем всю жизнь Элеонора Никитична читала лекции по советской литературе для студентов, учителей, пропагандистов, партийных работников. Сама была беспартийной, считая себя недостойной этого звания. Докторскую диссертацию тоже не защитила по этой же причине: относилась к себе по самым завышенными меркам.
Когда она занималась в читальном зале библиотеки им. Н.К. Крупской, зал казался профессорским. Невозможно было разговаривать или громко шептаться, видя склоненную над книгой благородную седую голову, уложенную валиком. Ее можно было видеть здесь всегда: и утром, и вечером, с перерывами на студенческие занятия. Ее работоспособность и внутренняя дисциплина были выдающимися. Но она не была аскетом, как это представляли себе многие вокруг. Просто, это был человек другой, иной культуры, другого века, но не прошлого, а какого-то далекого будущего... Она была женой, матерью двоих детей, бабушкой. Любила больше всего на свете, как признавалась сама, три вещи: хорошую книгу, шоколадные конфеты и балет «Дон Кихот», который когда-то увидела на сцене Мариинского театра в Ленинграде. Последний предмет ее обожания может быть объяснен и армянским происхождением, так как музыку к балету написал армянский композитор А. Хачатурян. Именно от нее пришло ко мне уважение к армянской культуре. Помню, как Владимир Иванович Попов то ли в шутку, то ли в всерьез однажды мне сказал, что дедушка Элеоноры Никитичны по фамилии Аламдарян был зачинателем армянского романтизма. Этот факт я выдавала за факт своей собственной биографии. На вопрос: «Откуда у меня неизбывный романтизм?», отвечала с гордостью и максимализмом юности: «Я училась у внучки зачинателя армянского романтизма!» Помню, что именно Элеонора Никитична открыла мне поэзию Сильвы Капутикян, которую в Армении считали своей Анной Ахматовой. Это заставило меня прийти на поэтический вечер Сильвы Капутикян, который она давала в Ленинградском концертном зале. Тогда там собралась большая армянская диаспора г. Ленинграда, и даже приехали гости из Еревана, чтобы поддержать свою любимую поэтессу. Я пережила в этот вечер потрясающее чувство единения и причастности к этой национальной культуре, о чем с пафосом рассказывала Элеоноре Никитичне в Астрахани. Еще я умею готовить фасоль по-армянски. Этому тоже научила меня Элеонора Никитична, потому что несмотря ни на что она была домашним человеком, чье внимание было приковано к воспитанию детей и внуков. Все это органично сочеталось у нее с безграничной любовью к русской культуре, литературе, языку и истории. Я знаю, что старое здание Медицинской академии - это бывшее здание армянской гимназии, где учительствовали ее предки, первые просветители в г. Астрахани, и где долгое время проработал Иван Никитич Аламдаров, брат Элеоноры Никитичны, который был, по воспоминаниям современников, гениальным врачом, блестящим практиком, прекрасным лектором, почетным гражданином города и самым красивым мужчиной Астрахани. Получается, что выбираешь самые яркие и исключительные эпитеты, чтобы передать образное восприятие этих людей, которые были истинными представителями русской интеллигенции. Думаю, что это не случайно.
Элеонора Никитична выбрала для меня тему дипломной работы, связанную с изучением жизни и творчества Ларисы Михайловны Рейснер, одной из самых знаменитых писательниц 20-х гг. XX в. В биографии этой писательницы мелькали только исключительные события: комиссар Каспийско-Волжской флотилии, дипкурьер в Афганистане, контрразведчица в Германии под романтическим псевдонимом «Revera». Элеонора Никитична переживала увлечение этой личностью и часто повторяла слова, сказанные о Ларисе Рейснер ее современниками: «Она любила все самое яркое, сильное, умное и презирала серость». Она произносила это так, что у слушателей всегда возникало ощущение, что это - жизненный принцип самой Элеоноры Никитичны. Она не любила глупость, леность, бездарность, не понимала, как можно не прочитать интересную книгу, как можно не подготовиться к занятию, как можно быть необразованным человеком. Она искренне и честно служила литературе, требуя к ней трепетного отношения. Ее боялись и боготворили одновременно, принимая или не принимая ее принципиальность и неподкупность. Однажды ее пробова¬ли уговорить поставить лишь тройку, предлагая импортную мебель взамен, но «равнодушно и спокойно руками она замкнула слух». Потом повторить это было невозможно, настолько царственно, с чувством невозмутимого достоинства она ответила... Не подготовиться к экзамену Аламдаровой просто не приходило никому в голову. Другое дело, как это воплощалось... Иногда неудачно... И тогда гневом сверкали ее глаза.
И это не от дурноты характера, не от особой ограниченности. Это скорее - воплощение «неистового ревнителя» в лице Элеоноры Никитичны, которая требовала высокого служения искусству литературы. Она самозабвенно любила свое дело. Когда читала открытые лекции по творчеству М. Шолохова, то наизусть цитировала целые страницы его романов... Алексея Толстого мы все читали и перечитывали заново. Маяковского просто все знали наизусть, потому что так умела заразить своим вкусом и темпераментом Элеонора Никитична.
Но не только любовь к литературе заполняла ее сердце. В ее доме стояло старое пианино. Оно звучало по праздникам, когда для гостей Элеонора Никитична исполняла классические миниатюры. Домашнее музицирование, однако, было связано и с разными состояниями здоровья Элеоноры Никитичны. Например, музыкальные упражнения помогали ей разработать парализованную после инсульта руку. Так она стремилась исправить ситуацию, чтобы никто не заметил ее недуга. В ее доме всегда были рады гостям, много смеялись, шутили, вспоминая юность. Элеонора Никитична любила рассказывать, как она навещала в московской больнице своего научного руководителя. Тогда она на всю аспирантскую стипендию купила красные розы и гвоздики, совершенно не думая о том, как просуществует целый месяц в Москве! На нее с таким роскошным букетом оборачивались в метро: в это время никто не мог позволить себе такой выбор. Когда вручала, радовалась, что очень уважаемому ей человеку делает приятное. А он в ответ: «Ну, что вы! Спасибо! Искренне тронут. Норочка, но ведь я еще не умер...». Ее смущению не было конца.
Когда наступили другие времена, и Шолохов оказался вовсе не Шолоховым, Алексей Толстой - скользкой личностью, а Маяковский и вовсе... садистом, Элеонора Никитична заболела. Но она сопротивлялась и пыталась быть современной. Допоздна сидела в библиотеке, конспектировала разгромные статьи о социалистическом реализме, не соглашалась, ставя большие знаки вопросов и восклицаний на полях... Учила наизусть стихи новых поэтов, пытаясь понять и принять необычную для нее поэтику. Регулярно прочитывала все (!) «толстые» журналы и вздыхала по поводу «новых» имен в литературе: «Разве это можно читать?» На глазах разрушалось то, чему она посвятила свою жизнь, талант и ум. Литература социалистического реализма одним разом уходила, как Атлантида, в небытие, поруганная и униженная. А ей хотелось ее защитить. Поэтому она не участвовала в общем пафосе разоблачений прежних идеалов, а пыталась понять, вникнуть, передумать, перечувствовать, осмыслить очень многое. Ум не смирился, но отказало сердце...
Она ушла из жизни в тот год, когда мы всем факультетом отмечали ее 70-летие. Мы успели сказать ей, что любили, преклонялись, уважали. А она все переживала: не соотносим ли мы ее с идеологическими установками советского «официоза». Почему-то чувствовала себя виноватой... Это вечное чувство российской интеллигенции, лучшие черты которой она несла в себе.
Белолипская-Миронова Г.С.
Легендой факультета была Элеонора Никитична Аламдарова, кандидат филологических наук, доцент. Темпераментная, страстно влюбленная в советскую литературу, она поражала своими знаниями: многие страницы романов М. Шолохова, А. Толстого, М.Горького, поэзию М. Светлова, Багрицкого и многих других она читала наизусть. Трепетно относясь к своей работе, виртуозно читая лекции, переживала, если студенты не успевали хоть что-нибудь прочитывать из ее курса. Ее боялись и любили, ею восхищались и усердно готовились к ее практическим занятиям. О ней восторженно писал В.И. Попов:
С картины Врубеля сошла,
С той, где томилась ночами,
И оглянулась, и сожгла
Всех нас кавказскими очами.
И.В.Колесова
Я не любила в школе Блока. Совсем. Но в вузе (литфак) мне привила стойкую любовь к этому поэту Элеонора Никитична Аламдарова. Ах, если бы Вы послушали её лекции!
Дина Немировская.
