Территориальные службы:

Служба «Вечная Память»
г. Астрахань


Этингер
Марк Аронович

1922 - 2003

Астраханская область

Астраханский музыковед, фольклорист.

Родился 13 апреля 1922 г. в г. Лодзь (Польша). Окончил лицей гуманитарных наук и музыкальную школу в Варшаве (1937), обучался на средней ступени Варшавской консерватории по специальности фортепиано (1937-1939). Закончил Астраханский государственный педагогический институт им. С.М. Кирова (1952) по специальности «история, преподаватель истории, учитель средней школы», ГМПИ им. Гнесиных (1958) по специальности «музыковед, преподаватель музыкально-теоретических дисциплин» и аспирантуру там же (1962). Работал концертмейстером Ансамбля песни и пляски Коми АССР (1940-1944), концертмейстером и хормейстером Курского областного театра музыкальной комедии (1944-1946), дирижером Тульского областного театра музыкальной комедии (1946-1947) и Астраханского областного театра музыкальной комедии (1947-1948).

Педагогической деятельностью занимался с 1948 г. сначала в Астраханском музыкальном училище (с 1953 г. заведовал теоретическим отделом), а затем в Астраханской государственной консерватории как старший преподаватель (1969-1970), доцент (1970-1977), профессор (1977-1999). Заведовал кафедрой теории и истории музыки (1969-1998). В 1965 г. в Ленинградской государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова защитил кандидатскую диссертацию по искусствоведению на тему «Гармония И.С. Баха», а в 1982 г. – докторскую диссертацию по искусствоведению на тему «Раннеклассическая гармония». Заслуженный деятель искусств РСФСР (1989).

Основные творческие интересы связаны с проблемами гармонии и музыкальным краеведением. Вел огромную просветительскую и общественную деятельность, выступая по радио и телевидению, в астраханской печати, а также в качестве начальника общественного отдела учебных заведений при областном управлении культуры, внештатного редакционного совета газеты «Волга», лектора общества «Знание» и областного Совета защиты мира. Оказывал помощь самодеятельным композиторам. Занимался собиранием, обработкой и изданием астраханского фольклора. Член Союза композиторов СССР (затем - РФ) с 1968 г. Являлся членом правления Нижневолжской секции Союза композиторов РСФСР. Избирался делегатом на II съезд Союза композиторов СССР. Автор ряда книг и монографий: «Гармония И.С. Баха» (М., 1963), «Трудовые рыбацкие песни Волго-Каспия» (Астрахань, 1964; в соавторстве с В.П. Самаренко), «Русские народные песни Астраханской области» (М., 1978; в соавторстве с В.П. Самаренко), «Раннеклассическая гармония» (М., 1979), «Музыкальная культура Астрахани» (Астрахань, 1983; Волгоград, 1987) и др. С 1998 г. жил в Германии, где и скончался в 2003 г.

 

Педагоги консерватории

Слово об Учителе: память сердца

С полной уверенностью могу сказать, что в жизни мне повезло с учителями, и как первую любовь по-настоящему осознаёшь с годами, так и первого Учителя, сыгравшего важную роль в твоей судьбе, ценишь тем больше, чем дальше уходишь во времени от счастливых дней общения с ним в далёкой юности. Моё первое знакомство с Марком Ароновичем состоялось в 1962 году на прослушивании перед поступлением в Астраханское музыкальное училище. Открыв дверь класса, я увидела мужчину около сорока лет в круглых очках смотревшего на меняя пронзительным, почти рентгеновским взглядом. Светлые, несколько близорукие глаза, внимательно изучали новоиспечённого кандидата в музыковеды: одна минута пристального взгляда показалась вечностью, где смешались страх и сомнение, отчаяние и надежда на правильность выбора своей профессии.

Марк Аронович Этингер повлиял на формирование наших вкусов, определил выбор жизненного пути. Для нас он был воплощением высокого профессионализма, олицетворением рыцарства, преданности и любви к искусству. Особое значение придавалось психологическому аспекту обучения учащихся, направленному не только на воспитание профессиональных, но и человеческих качеств. Нашу группу из семи человек он называл великолепной семёркой, отмечая в каждом индивидуальные качества, в то же время всегда подчёркивал, что все вместе мы образуем слаженный коллектив, единый живой организм.

Учиться у Марка Ароновича было и почётно и страшновато: на нас смотрели одновременно и с уважением, и с состраданием, как на великомучеников. Мы всегда держались вместе, носили огромные сумки, сгибаясь под тяжестью клавиров, а в любую свободную минуту или перерыв между занятиями решали задачи по гармонии. Наша дружба, скреплённая авторитетом личности Учителя, была удивительной: мы не только отдыхали вместе, но и готовились к экзаменам тоже сообща. Эта дружба сохранилась и до сих пор.

Одним из качеств Учителя была вездесущность. Об учениках он знал всё: чем они занимаются в свободное время, каковы их отношения с родителями, круг интересов, личные симпатии, был в курсе «сердечных» вопросов. Периодически он прорабатывал провинившихся, начиная свою речь со слов «до меня дошли слухи». Эта фраза, произнесённая тихим голосом с оттенком сухости, не сулила ученику ничего хорошего. Однако надо отдать должное Марку Ароновичу: он был строг, но справедлив.

Другое качество – пунктуальность, аккуратность, педантичность. Самым страшным проступком для нас было опоздание на занятие: дверь класса закрывалась ровно в обозначенное расписанием время, и если ученик переступал порог позже Учителя на долю секунды, то выслушивал целую лекцию о долге, этике, чести, воспитании. Марк Аронович всегда повторял, что учащийся обязан как минимум за десять минут до урока сидеть за столом и психологически готовиться к восприятию нового материала. Его пунктуальность имела чисто немецкие свойства: он никогда не опаздывал, отличался удивительной точностью, своё последнее предложение лекции всегда заканчивал со звонком, что позволяло нам в шутку сверять время по «Марку Ароновичу».

Третье качество Учителя – энциклопедичность знаний: имея помимо музыкального историческое образование, он хорошо помнил даты, события, разбирался в живописи, архитектуре, литературе, прекрасно владел польским и немецким языками, знал английский. К нему обращались за консультацией как учащиеся, так и педагоги. Марк Аронович был последней инстанцией в решении спорных вопросов. Мы гордились им.

Неудивительно, что из семи человек нашей группы, шесть учащихся продолжили своё обучение в самых разных консерваториях страны (в 1966 году, когда мы окончили училище, в Астрахани не было своей консерватории): Лёва Этингер, сын Марка Ароновича, и Света Семеняк (Баева) окончили музыкально-педагогический институт им. Гнесиных, Саратовскую консерваторию – Людмила Тычкова (Виноградова), Валентина Сорочкина (Ляхова) – Астраханскую консерваторию, Люда Зиневич – Московский институт культуры, я – Горьковскую консерваторию, где меня на вступительных экзаменах Владимир Михайлович Цендровский представил как ученицу известного отечественного баховеда Этингера Марка Ароновича. Действительно, уже в середине 60-х годов имя Учителя, возглавлявшего тогда теоретическое отделение Астраханского музыкального училища, хорошо знали музыканты-профессионалы многих регионов страны. Марк Аронович поддерживал тесные связи с известными педагогами музыкальных вузов. Он хорошо знал Юзефа Геймановича Кона, Татьяну Сергеевну Бершадскую, Марка Генриховича Арановского, Юрия Николаевича Тюлина, Лео Абрамовича Мазеля. Этот список можно продолжить, но самое главное, в нас воспитывалось уважение к личности, внесшей определённый вклад в музыкознание.

Наблюдательность, чутьё, огромный жизненный опыт помогали Учителю легко направлять учащегося в нужное русло, где преодолевались любые трудности. Его советы всегда отличались точностью и лаконичностью. Когда Марк Аронович начинал говорить, в аудитории создавалась особая атмосфера, удивительная тишина, где каждое слово, взгляд Учителя были наполнены глубоким смыслом. До сих пор удивляешься продуманности урока, строящегося на чередовании «рельефного» и «фонового» материала. «Фоном» всегда служили отступления, разряжающие обстановку, но обязательно имеющие познавательное значение. Так, с юношеских лет мы много знали о Бахе, его трудолюбии (этот факт обязательно подчёркивался), приводились удивительные подробности из жизни композитора, а когда шла речь о конкретном сочинении, Марк Аронович садился за рояль и играл наизусть обширные фрагменты. Все отступления от темы урока были ограничены во времени: Учитель никогда не удалялся в пространные рассуждения или воспоминания, но достигал главной цели, направленной на расширение кругозора учащегося, накопление знаний, необходимых для творческого роста любой личности.

На занятиях по гармонии Марк Аронович умело вводил нас в художественный мир Вагнера, особенно он любил «Тристана», много играл, рассказывал захватывающую легенду. Затем свободно переходил от Вагнера к Римскому-Корсакову.

Одним из принципов педагогики Марка Ароновича была требовательность по отношению к выполнению объёма заданий, поэтому вся работа в классе гармонии и сольфеджио нацеливалась на подготовку их конкретных практических выполнений. Так, изложение нового материала отличалось доступностью, ясностью, лаконичностью, что можно определить словом самодостаточность. Он не любил повторять одно и то же по нескольку раз, и мы старались как можно глубже вникнуть в суть проблемы, чтобы не надоедать ему бестолковыми расспросами. Знания, которые нам давал Учитель, были основательными и крепкими, об этом говорили всегда с благодарностью все его ученики, впоследствии ставшие, как и он, педагогами.

На занятиях по гармонии особое значение придавалось технической стороне: развитию голосов, находящихся под мелодией, правильному выбору той или иной гармонизации. При этом должно было соблюдаться обязательное условие – заполнение движения на основе плавности голосоведения. Эта установка в конечном итоге способствовала выработке самостоятельности мышления учащегося, давала возможность высвободиться из-под опеки педагога.

Аккуратность, пунктуальность, требовательность сочетались со строгостью внешности Учителя: он всегда был подтянут, носил очки, за которыми скрывались светлые глаза и проницательный взгляд. Его недовольство учеником моментально отражалось в изменении внешнего вида: доброжелательность сменялась сухостью и даже раздражением. Мы старались не вызывать в нём эти чувства. Он был строг со всеми и даже со своим сыном Лёвой, учившимся в нашей группе. Лёва чаще всех получал замечания, особенно за разговоры на уроках, которые, кстати, невольно провоцировала я, задавая иногда вопросы, возникавшие в процессе урока (мы с ним на всех занятиях сидели вместе).

Помню, в нас был развит здоровый дух соревнования: каждый старался что-то сделать лучше другого и услышать похвалу из уст Марка Ароновича, обязательно сообщавшего на групповых занятиях чьё задание и почему он оценивает сегодня на отлично. Делалось это весьма тактично, и мы, подстёгиваемые одобрениями, легко усваивали материал, совершенствовали своё мастерство. Таким образом, творческая инициатива учащегося активизировалась с помощью правильно нацеленных практических занятий и эффективных поисков в направлении самостоятельности, повышения внутренней слуховой активности. Психологическая основа ситуации базировалась на увлечении музыкой, её сочинением. Увлекшись ею, ученик отрывался от техники той кухни, которая сковывала его фантазию.

Индивидуальные занятия, как и лекционные, носили целенаправленный характер и служили воспитанию выносливости, психологической прочности, необходимых для письменных работ и игры последовательностей на фортепиано. Помню, мне не удавалось гладко сыграть заданную гармоническую последовательность, я сделала паузу, чтобы обдумать аккорд. В создавшейся тишине полупустого класса услышала напряжённые шаги Учителя. Подняв демонстративно левую руку, он внимательно смотрел на свои наручные часы, а затем, нарушив молчание, сообщил, что я размышляла над аккордом одну минуту и тридцать две секунды, это очень плохо и впредь с такими темпами я не достигну желаемых результатов. Марк Аронович никогда не кричал, не повышал голоса, но говорил таким категорическим тоном, который действуя отрезвляюще, не оставлял сомнений в том, что подобных ошибок повторять не следует.

Не менее важным принципом его методики была целевая установка на продолжение музыкального образования в вузе. С самых первых шагов он воспитывал в нас будущих музыкантов-профессионалов, стремящихся к самосовершенствованию. Часто приводил в пример себя, повторяя, что учёба всегда была для него и удовольствием, и жизнью с продлённой молодостью (в период нашей учёбы в музыкальном училище Марк Аронович работал над кандидатской диссертацией). Умение угадать индивидуальность ученика, вера в его возможности и способность увлечь делали чудеса и закладывали хорошую профессиональную основу.

Всё сказанное в самых беглых чертах воспроизводит портрет Учителя. Возвращаясь из прошлого к дням сегодняшним, с полной уверенностью могу сказать, что одно из самых важных детищ Марка Ароновича – его ученики. Воспитанники Учителя – люди разных вкусов, наклонностей, способностей. Каждый из них выбрал свой путь, но куда бы они ни шли, их дорога освещена светлым именем Учителя.

Л.В. Саввина, зав. кафедрой теории и истории музыки, проректор по научной работе, доктор искусствоведения, профессор.

 

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ

Имя Марка (Меира) Ароновича Этингера (1922 – 2003) для нас, теоретиков, поступивших в Астраханскую государственную консерваторию в 1978 году, имело особый, даже несколько мистический смысл. По сравнению с более прозаическим, порой буднично-домашним восприятием учителей музыки в ДМШ и музыкальном училище, солидная фигура заведующего теоретическим отделением вызывала трепет. Можно c уверенностью сказать, что для многих это было и первое знакомство с личностью серьезного ученого.

Какое-то время мы «питались» слухами и легендами о его необычной судьбе. Ситуация изменилась, когда на официальном классном часе Марк Аронович сам рассказал нам о своей жизни. К его рассказу, очень короткому и сдержанному, каждый дорисовал себе эмоционально яркий комментарий. Уважение к нему после этой встречи оставалось неизменным все последующие годы. Судьба этого человека, конечно, достойна отдельной монографии, однако пока что никто из музыковедов не исполнился такой ответственной миссии.

Биография известного музыковеда, ученого и педагога начиналась в Польше. Из Лодзи (родного города Этингера) семья польских евреев переехала в Варшаву. В интервью музыковеду и журналисту «Радио России» К.В. Гузенко Марк Аронович так рассказывал о своих родителях: «Моя мама отдавала мне все свои силы: я был, как говорится, мамин сынок. Она учительница, но когда родилась сестренка, была вынуждена заниматься только семьей, так что я ее работающей почти не знал. Только по дому, а ведь это очень большой труд, который мы, правда, не всегда ценим. Она была музыкальный человек, немножко училась в детстве на фортепиано. Не знаю, где именно, скорее всего частным образом. Дома были ноты, которые я сам любил читать: это фрагменты из сюиты Грига «Пер Гюнт», несложные произведения Шуберта и некоторые другие вещи, а мама контролировала и проверяла меня.

Отец по специальности был бухгалтер очень высокой квалификации. Он был главной движущей силой в семье, всегда на руководящей работе как главный бухгалтер или ревизор. Позже в Астрахани он служил главным бухгалтером Горкоммунотдела, а в конце жизни работал главным бухгалтером Главпищекомбината. Он был человек чрезвычайно способный, прежде всего к языкам. Знал их много, владел свободно и в совершенстве польским, немецким, русским, поэтому в свое время он также занимал должность бухгалтера-корреспондента, который отвечал за переписку на иностранных языках. И он очень увлекался музыкой, особенно ценил скрипку и даже мечтал, что из меня получится скрипач»[1].

Выбор будущей музыкантской профессии был сделан не сразу: «Почти до девятнадцати лет я и не думал, что буду заниматься музыкой, но дома была очень благоприятная обстановка для этих занятий. Я помню, что в детском саду у меня была маленькая скрипочка, которую я, однако, поломал. Все это, конечно, было слишком рано, где-то в возрасте пяти лет, тогда я еще не был способен вообще оценить что либо, чтобы сознательно заниматься музыкальным инструментом. В шесть лет месяца два я успешно начал обучаться частным образом с учительницей музыки уже на фортепиано, и довольно успешно: каждый урок она выводила мне пятерку. Потом занятия прекратились из-за материальных проблем. А систематическая учеба в музыкальной школе началась с девяти лет, причем руки были совершенно непригодны для игры, они были какие-то заплывшие, жирные. Сейчас этого, конечно, нет.

Первый палец у меня не в порядке, он и до сих пор не сгибается, но в детстве я занимался гимнастикой для рук с прекрасным преподавателем, и в музыкальной школе был первым учеником как пианист. Все музыкальные  уроки шли параллельно с учебой в средней школе – в Польше это были гимназия и лицей, что не давалось нелегко, поэтому на одно полугодие я даже взял освобождение по целому циклу теоретических предметов, тогда я был уже на третьем курсе Варшавской консерватории. А в лицее я был продвинут, но, в основном, по гуманитарным предметам. И если мне удалось в Астрахани сдать в заочной средней школе математику, физику и химию, то это только благодаря жене, Фаине Михайловне, которая со мной прорабатывала их.

Я вспоминаю, как в детстве слушал Скрипичный концерт Чайковского, «Испанское каприччио» Римского-Корсакова, отец восторгался в нем солирующими скрипичными эпизодами. В детстве я любил скрипку больше, чем другие инструменты, хотя тогда же я мог слушать по радио, скажем, Шопеновский конкурс и буквально часами заслушиваться одними и теми же фортепианными произведениями.

Лично я мог стать с таким же успехом, как мне кажется, историком (я закончил с отличием исторический факультет нашего Астраханского педагогического института). Я мог бы быть и биологом, в детстве я очень любил биологию. Когда-то мне даже говорили, что вообще мое будущее – юриспруденция (адвокатская деятельность), и я себя чувствовал в этом отношении неплохо потому, что в средней школе изучал историю ораторского искусства, Демосфена, Цицерона, очень много осваивал, начиная с древности, в этой области»[2].

Занятия по специальному фортепиано в Варшавской консерватории прервала начавшаяся война с фашистами. В гетто погибли его мать и сестра, Марку с отцом удалось перебраться на территорию, освобожденную Советской Армией. В СССР он был членом Союза польских патриотов: от неоднократно предоставляемых прав на репатриацию Этингер отказался.

После переездов (Сыктывкар, Ковров, Белгород, Тула) линия жизни привела его в Астрахань: выступления в качестве концертмейстера и дирижера продолжились, а затем сменились  педагогической деятельностью. С 1948 года Этингер начинает работать преподавателем музыкально-теоретических дисциплин в Астраханском музыкальном училище.

Исключительной ценностью представляется личный архив К.В. Гузенко, сохранивший этот монолог М.А. Этингера: «Получилось так, что в СССР я начал работать концертмейстером, потом хормейстером, потом дирижером музыкального театра. Я имел несчастье работать в четырех театрах, которые были ликвидированы, как тогда говорили, расформированы, сразу после Великой Отечественной войны. Трудности материальные были огромные: я был во Владимирском театре музыкальной комедии, затем в Тульском, оттуда переехал в Астрахань. Здешний театр был расформирован 15 апреля 1948 года. И отсюда я получил назначение в оперный театр в Пензе, куда не поехал, но и этот театр тоже был закрыт = расформирован.

В Астрахани, как говорится, «положил на меня глаз» покойный директор Астраханского музыкального училища Николай Никифорович Фролов и взял меня к себе. До этого я посетил один раз Астраханское музыкальное училище по заданию Астраханского Обкома комсомола. Комсомольцем я не был, но меня как специалиста направили туда для проверки и пригласили на экзамен. После этого я работал в Астраханском музыкальном училище до того момента, когда была образована, не без моего участия, Астраханская консерватория, куда я был официально переведен приказом. Так что в Астрахани, даже с момента приезда, стаж работы у меня не прерывался, ведь после закрытия театра я временно работал концертмейстером в филармонии и в цирке.

В музыкальном училище я начал рядовым педагогом, преподавал музыкальную грамоту и класс аккомпанемента, который не хотел вести ни один пианист. А в училище тогда работали пианисты высочайшего класса – Мария Ивановна Иконицкая, Августа Михайловна Мышкина, Ирина Рафаэльевна Бухарцева, Софья Павловна Загоскина, которая также преподавала теоретические предметы и вела гармонию, да еще Николай Яковлевич Фурер. Так получилось, что в следующем году училище оказалось без педагога по гармонии, и директор сообщил мне в начале ноября: «Завтра Вам нужно будет начать преподавать гармонию».

От этого предмета в Варшаве я был освобожден, как и от многих других теоретических дисциплин. Поэтому я начинал свой рабочий день в шесть часов утра, обкладывался учебниками – учебник Римского-Корсакова по гармонии, учебник бригады Московской консерватории и учебник Чайковского, по которому я тогда ничего не мог делать, так как в нем изучение гармонии начинается сразу со всех ступеней. Я ходил на урок, будучи готов только к данному уроку. И я не знал, что через три дня на следующий урок нужно будет проходить, и что я буду преподавать, но я, как и всякую работу, выполнял эту с полной отдачей. Я делал все, что мог, и как результат – первый выпуск моих учеников оказался более чем успешным. Экзамен в Московскую консерваторию у моего выпускника Коротенко Григория Семеновича принимали серьезные педагоги – Мюллер, Агажанов, Мутли – и он получил пятерки по всем теоретическим предметам. А ведь я тогда преподавал с некоторыми ошибками, потому что еще сам не все понял.

Позже я закончил заочно институт и имею квалификацию историка, что отразилось и на моих научных занятиях в дальнейшем. В консерватории я уже преподавал курс истории гармонии, и все теоретическое учение я повернул немножко в историческую сторону. Это как бы отражение того, что изучалось ранее. В ноябре после досрочной сдачи экзаменов в институте я около девяти месяцев самостоятельно готовился к вступительным экзаменам в Институт Гнесиных. Потом были пять лет учебы заочной по факультету музыковедения и четыре года по рекомендации там же в заочной аспирантуре.

В общей сложности вся моя заочная учеба – это пятнадцать с половиной лет, причем все эти годы я работал, порой имея чудовищную нагрузку. Например, у меня могло быть шестьдесят три часа в неделю. И не потому, что я хотел работать, а просто так складывалась ситуация. В середине года, когда уехал дирижер Евгений Андреевич Синицын (его пригласили в Московский театр оперетты), мне пришлось принять преподавание всех дисциплин, связанных с хором – дирижирование, хороведение и чтение партитур – такая экстренная замена. В следующий год был случай, когда пришлось сменить преподавателя истории, уехавшей в Ленинград к дочке, которая должна была рожать. И мне пришлось преподавать историю СССР, новую историю, принимать экзамен, и опять нагрузка получилась более шестидесяти часов, хотя я начинал учебный год скромно, с двадцати часов. Так что я все время работал очень много. И только благодаря помощи моей жены Фаины Михайловны и ее родителей, дорогих мне людей, которые сделали все, чтобы снять с меня все заботы в доме, я занимался и успевал.

Было даже грустно, когда меня ”отчислили” из аспирантуры из-за окончания срока и защиты диссертации. Я работал в училище и никуда из Астрахани не выехал, хотя был ряд предложений и приглашений, но во все города я ответил, что из Астрахани не уеду. Так получилось, что я “прикипел” к этому городу.

Даже не знаю, как это определить, но тут было много моментов. Мне было радостно, когда я вступил на эту землю 17 января 1947 года со ступенек вагона. Город был темный, грязный. Если вы скажете, что и сейчас не все идеально, то тогда это было вообще жутко, потому что от крепости до нынешнего ТЮЗа, где раньше был кинотеатр ”Вулкан” и стационировал театр музыкальной комедии, можно было в грязь попасть чуть не до щиколоток. И, тем не менее, я почувствовал, что у меня наступил какой-то перелом в судьбе, что я “стал на якорь”. А когда через несколько месяцев  познакомился с Фаиной Михайловной, то окончательно понял, что никуда больше не уеду. Может, это и в крови было, потому что мой отец, который уже умер и похоронен в Астрахани, он на первом своем рабочем месте после окончания училища в пригороде Варшавы проработал бухгалтером двадцать два года. Причем причина, по которой он ушел, была такая: мельница, где отец работал, сгорела, хозяин ее не застраховал, и работа закончилась, поэтому он просто вынужден был уехать. Может быть, оседлость была и у меня в крови.  Но, конечно, главная причина была в том, что моя жена уже многие годы работала в мединституте, она кандидат медицинских наук. И ее родители никак не могли себе представить, что они отсюда должны будут уехать с нами[3].

Кроме того, я буквально сразу почувствовал себя связанным с музыкальной культурой Астрахани. Я стал публиковаться в газете ”Волга”, где было напечатано около семидесяти моих статей и некоторые из них очень большие. Помню, как много мы ходили на концерты, Представьте себе, что в “Братском садике” играл оркестр. Там была “раковина”, где располагались музыканты, и звучала симфоническая музыка. У меня есть статья “Оркестры нашего города”. Когда в городе образовался любительский оперный театр, я курировал его в прессе около десяти лет. Все возможные жюри, все возможные конкурсы не прошли мимо меня».

Более 30 лет жизни и творчества М.А. Этингера были связаны с Астраханской государственной консерваторией (он заведовал кафедрой теории и истории музыки)[4]. Марк Аронович собирал вокруг себя педагогов кафедры  музыковедения также любовно, как своих родных. Неудивительно, что в таком молодом ВУЗе, как Астраханская консерватория, многие педагоги, в том числе и с исполнительских кафедр, были его учениками. В разное время работали и работают на кафедре его выпускники – А.Г. Бабаян, С.П. Баева, Л.М. Ватт, Н.Н. Калиниченко, Н.Б. Пикалова (Генерозова), Л.В. Савина, А.В. Свиридова, Л.А. Селиванова, Е.М. Семенова (Книжникова), И.Я. Стотланд (Фещук) и многие другие. Периодически меняя нагрузку, М.А. Этингер формировал из преподавателей кафедры теории и истории музыки тип «универсального педагога», способного вести уроки сольфеджио, анализа и гармонии.

Это был и есть коллектив единомышленников, людей, увлеченных своим делом. В моей памяти осталось не менее яркое впечатление от объемной лекции по истории зарубежной музыки, «с ходу» прочитанной Л.П. Ивановой, когда наша группа теоретиков не успела подготовиться к семинару. Аналитические «изыски» по современной гармонии Л.В. Савиной воспринимались как вершина музыкальной комбинаторики. Анализ музыкальных произведений в исполнении Л.П. Казанцевой, включавший многочисленный музыкальные иллюстрации на рояле, неизменно вызывал восхищение. Удивляла и поражала легкость, стремительность гармонизаций цифрованного баса С.П. Баевой (индивидуальная гармония). После таких занятий возникало естественное стремление создавать образцово-показательные лекционные циклы, находить оригинальные музыкальные примеры. Проблема многофункционального урока, неизменно выделяемая Марком Ароновичем, по-прежнему сохраняет свою актуальность. Для меня одного его критического замечания оказалось достаточно на всю жизнь, чтобы помнить о необходимости гармонического равновесия между ораторским мастерством педагога и реальными знаниями, навыками учащихся.

Через его специальный класс и групповые занятия прошли сотни студентов многих национальностей. На нашем курсе Марк Аронович читал лекции по истории гармонии, методику преподавания элементарной теории музыки, а с третьего курса у меня начались индивидуальные занятия по специальности в его классе. Его воодушевленный рассказ о теоретических системах Ж.Ф. Рамо, Г. Римана увлекал и захватывал. Кроме того, лекции постоянно содержали микровикторины по русской и зарубежной музыке, когда за темой из романса С.В. Рахманинова «О нет, молю, не уходи» следовал лейтмотив томления из «Тристана и Изольды» Р. Вагнера или каденции прелюдий и фуг «Хорошо темперированного клавира» И.С. Баха.

Энциклопедизм его знаний вызывал естественное чувство почтения. На своих уроках он блистал эрудицией, цитируя латинских и немецких классиков. Литература, история, медицина и, конечно, музыка пересекались в его жизни и педагогике самым неожиданным образом. К примеру, на торжественном вечере посвящения нас в студенты Марк Аронович напутствовал всех прекрасной метафорической историей-анекдотом, в которой путник, возмущенный молчанием философа, услышал прозвучавший ему вдогонку долгожданный ответ на многократно повторяемый ранее вопрос, сколько дней нужно для того, чтобы дойти до ближайшего города. Мудрец Сократ определил его личное время по скорости удалявшегося путешественника. Так он предсказывал нам дальнейший путь, научный и творческий. Кто сколько прошел и чего достиг, во многом определили индивидуальные качества – трудолюбие и целеустремленность.

Строгий к себе и другим, он советовал расписывать свой рабочий или учебный день и учил управлять временем. Обязательная утренняя зарядка, жесткий режим и четкий график составляли каждый день его жизни. Все помнят его утверждение, что педагог должен быть на работе за десять минут до начала занятий. Встречаясь с ним у входа, можно было не смотреть на часы.

Марк Аронович не раз приводил в пример уникальную работоспособность П.И. Чайковского. Он часто вспоминал слова знаменитого русского композитора о том, что вдохновение – это гостья, которая не любит посещать ленивых, что нужно терпеть и верить, и вдохновение неминуемо явится к тому, кто сумел победить свое нерасположение и апатию.

Я бы особо отметила благожелательное расположение М.А. Этингера к довольно широкому спектру явлений музыкального искусства. Подтверждением тому может быть, например, факт исполнения А. Куленко (Ивановой) фрагмента с употреблением трезвучия VI ступени в популярной песни «Felicita» группы «Ricci e Poveri» на государственном экзамене в академическом музыкальном ВУЗе (случай, действительно, исключительный в то время). Невольно возникает сравнение с более строгой позицией, свойственной другому моему педагогу, С.К. Бакулеву, по отношению к искусству эстрады. Формировавшийся в конце 70-х «культ» А. Пугачевой критически оценивался им, тогда как Марк Аронович, к моему большому удивлению, замечал определенные достоинства исполнительницы (сильный голос и индивидуальную актерскую манеру), позволившие певице впоследствии поддерживать к себе интерес в течение ряда десятилетий.

Хочется отдельно выделить его человеческую чуткость. В студенческие годы и в первое время педагогической работы мои слабые голосовые связки не справлялись с нагрузкой: из-за простуды и в силу профессиональной специфики горло часто болело. Марк Аронович в таких случаях не просто сочувствовал, но и давал ценные советы по использованию медицинских препаратов. Его рекомендации нередко становились базовыми во время амбулаторного лечения и для моего участкового терапевта.

После сдачи государственных экзаменов выпускников его класса ждал почетный церемониал: Марк Аронович пригласил нас к себе в гости. В небольшой, но уютной квартире было много книг и разных сувениров. С какой-то особенной гордостью он показывал образцы чеканки и альбомы по искусству, оказавшиеся подарками его учеников.

«Я считаю, что главное в моей жизни – педагогический труд. Я живу в своих учениках. И это меня очень радует, потому что, можно так условно говорить, я приобретаю себе бессмертие. И меня когда-то не станет, как любого из нас, но останутся ученики», –  запись этих слов М.А. Этингера пророчески прозвучала весной 2004 года на торжественном заседании, посвященном 35-летию Астраханской государственной консерватории.

Ученым советом ВУЗа были подготовлены три сборника «Памяти М.А. Этингера», проведена научная конференция «М.А. Этингер: ученый и педагог», а годом раньше на астраханском областном радио транслировалась серия из трех передач о Марке Ароновиче «Для души. Из архива звукозаписей», подготовленных журналистом К.В. Гузенко.

Можно верить Г. Флоберу, что тему не выбирают, и она (тема) есть отражение темперамента писателя, так как все темы публикаций М.А. Этингера составляют перевод на язык научных исследований той музыки, к которой он испытывал наибольшее расположение. Творчество И.С. Баха, В.А. Моцарта, Л. ван Бетховена, Ф. Шопена, Ф. Листа, Н.А. Римского-Корсакова, М.П. Мусоргского, П.И. Чайковского, С.В. Рахманинова – эталонная классика – предлагалась им и для студенческих дипломных работ.

Сам Марк Аронович говорил, что нередко своеобразным руководством к его очередной научной разработке становилась книга другого автора. Тот или иной научный труд мог стать точкой опоры, которая необходима для нового движения научной мысли. Так, например, работа над комментариями к исследованию Э. Курта «Романтическая гармония и ее кризис в “Тристане” Вагнера» побудила М. Этингера к изысканиям в области раннеклассической гармонии.

Доктор искусствоведения, профессор М.А. Этингер – автор серьезных исследований по гармонии И.С. Баха и раннеклассической гармонии. Итогом его работы стали четыре монографии, более сорока брошюр и статей в научных сборниках и журналах. Им были введены многие используемые сегодня учеными музыкальные термины – «ретардационный каданс», «раннеклассическая гармония», оппозиция «модальность – тональность», выдвинут новый взгляд на разновидности бассо остинато – диатоническую и хроматическую.

В своем личном деле, отвечая в графе 10 на вопрос: «Какими иностранными языками и языками народов СССР вы владеете?», Марк Аронович скромно указал «свободно – польским, читаю и могу объясняться на немецком, читаю и перевожу со словарем английский, славянские языки». В 60-70-е годы этот перечень дополнился французским и итальянским. Среди изданных им статей есть публикации на румынском языке. Профессор кафедры хорового дирижирования Астраханской государственной консерватории С.Е. Комяков в своих мемуарах об Этингере вспоминает, как Марк Аронович консультировал по правильному произношению на древних языках его хор, готовивший исполнение Мессы Л. Бернстайна[5].         

Будучи очень занятым, но, не смея отказать «коллегам по музе», он пишет обстоятельные рецензии на крупнейшие исследования в области теории музыки «Учение о музыкальной фактуре и мелодической фигурации» Ю. Тюлина, «Проблемы классической гармонии» Л. Мазеля, «Теоретический курс гармонии» С. Григорьева, «Избранные статьи и исследования» В. Беркова. Большая редакторская работа Этингера при подготовке к изданию книги Л. Карклиньша о гармонии Мясковского, Э. Курта о романтической гармонии Вагнера оценивались видными учеными как научный подвиг.

В сферу его научных исследований также входили методика преподавания музыкально-теоретических дисциплин и астраханское музыкальное краеведение. Статья Этингера «Внимание музыкальному краеведению» стала методологическим фундаментом для разработки циклов занятий и учебных курсов[6]. Марк Аронович вел серьезную просветительскую и общественную деятельность, выступая по радио и телевидению, в астраханской печати, а также в качестве члена внештатного редакционного совета газеты «Волга», лектора общества «Знание» и Областного совета защиты мира. Он оказывал помощь самодеятельным композиторам, занимался собиранием, обработкой и изданием астраханского фольклора.

«Человек подобен дроби, – считал Л.Н. Толстой – числитель есть то, что он есть, а знаменатель – то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь». Если применить это высказывание к Этингеру, то дробь, его характеризующая, имела очень большой числитель и значительно меньший знаменатель. Это настоящее счастье – общение с такими достойными и знающими людьми, встречи с ними обогащают, направляют в жизни.

Среди наград Этингера медали «За трудовую доблесть», «30 лет победы над Германией», «40  лет победы над Германией». Член Союза композиторов СССР, Заслуженный деятель искусств РСФСР, в 1995 году он стал «Почетным гражданином Астрахани». Имя М.А. Этингера вписано в «Золотую книгу», хранящуюся в музее культуры нашего города.

История знает немало парадоксов, были они и в судьбе М.А. Этингера. Втайне мечтавший о литературной деятельности, он состоялся как ученый-писатель. Политика фашистской Германии лишила его Польши, и Астрахань стала для него второй родиной. Новая объединенная Германия приняла семью его сына: Лев Маркович Этингер, композитор, работавший после окончания института имени Гнесиных музыкальным директором в Киевском театре кукол, переехал в Геттинген, куда позже приехали и его родители.  Там 24 апреля 2003 года и завершился жизненный путь М.А. Этингера.

\Мы все были его учениками – выпускники его класса, студенты теоретического отделения, ученики его учеников, коллеги по работе, совершенствовавшие свой профессиональный опыт в общении с Мастером. Прекрасный русский писатель И.А. Бунин писал: «Венец каждой человеческой жизни есть память о ней – высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет той души, которая не мечтала бы втайне об этом венце». Воспоминания о М.А. Этингере, память о нем сегодня хранят многие современники.

[1]Из личного архива К.В. Гузенко. Интервью с М.А. Этингером от 8 апреля 1998 года (аудиозапись). Копия хранится на CD «Памяти М.А. Этингера» на кафедре теории и истории музыки в Астраханской государственной консерватории. Поскольку текст разговорный и письменный различаются, в данной статье цитируется «адаптированная расшифровка» интервью М.А. Этингера.

[2] Там же.

[3] Мне много раз приходилось видеть М.А. Этингера под руку с супругой на вечерней прогулке в центре города. После Чернобыльской аварии он был особенно обеспокоен судьбой сына, жившего на Украине. Как человек, потерявший в войну многих родственников, Марк Аронович очень ценил своих близких: жену, сына, невестку и внучку.

[4] Как указывает Н.Н. Калиниченко, беспартийность сыграла в его судьбе драматическую роль: «Именно этот пункт анкеты в СССР был главным препятствием при назначении на руководящий пост. Потому-то Марк Аронович и не стал ректором открывшейся в Астрахани консерватории». – М.А. Этингер. Автобиография (публикация и комментарии Н.Н. Калиниченко) // М.А. Этингер: ученый и педагог. Сб. статей / Ред.-сост. Л.В. Саввина. – Ростов-на-Дону, 2004. С. 20.

[5] Комяков С. С Учителем – по жизни // М.А. Этингер: ученый и педагог. Указ. соч. С. 50.

[6] Этингер М. Внимание музыкальному краеведению // Сов. музыка, 1983, № 6. Логичным обобщением музыкально-краеведческого архива М. Этингера стало издание его книги о музыкальной культуре Астрахани: См. Этингер М. Музыкальная культура Астрахани. – Волгоград, 1987.

                                                                                                     Светлана Севастьянова.

 

 

 

 




Почтить память

Выбранное изображение будет отображаться под фотографией памятника

и(или) оставить слова памяти

Ваше имя: *
Ваш email: показывать email на сайте
Заголовок:
Текст 
Число на картинке:*  
Звездочкой * отмечены обязательные для заполнения поля.



Наши контакты

Адрес: 414018, г. Астрахань, ул. Вавилова, д. 4 г
Тел: 73-73-70. E-mail:
Вечная Память © 2012‑2024

Рейтинг@Mail.ru